Агунда Бекоева

Наполеоновские планы Агунды Бекоевой

Агунда, ваше имя ассоциируют с движением против насилия в семье, идеями феминизма. Есть ли точка отсчета, с которой вы заинтересовались этими вопросами?

– В феминизм я не ныряла, хотя и ношу фем-оптику (восприятие, оценка чего-либо с позиции феминизма – прим.ред.), но все же она у меня своя, индивидуальная. Сегодня много различных направлений в феминистском движении, и я ни с одним не могу себя соотнести. К примеру, я противник абортов, я пролайфер, т.е. за жизнь. К теме домашнего насилия я пришла не из феминизма. Это было спонтанно: я сидела дома с маленьким ребенком на руках, и мне случайно попалось видео с жестоким убийством Регины Гагиевой. Увиденное меня потрясло, и я написала эмоциональный пост в соцсетях – это был личный порыв. Мой текст завирусился. После я решила создать страничку, чтобы публиковать интересные статьи, памятки о противостоянии домашнему насилию. В течение нескольких дней на нее подписались семь тысяч человек. Не ожидала, что будет такой резонанс. Так, со временем, я «отрастила» фем-оптику. Для меня это тяжелый познавательный процесс, пришлось многое узнать о людях и о природе самого человека.

И что нового вы узнали?

– Насилие – это фундаментальная тема. Я стала замечать то, чего не замечала раньше, что еще вчера казалось нормой, сейчас я воспринимаю с другой стороны. Задумалась о цене каждого слова и о том, какое влияние слова оказывают на людей. Поняла, что человек, который хочет спровоцироваться, спровоцируется от чего угодно. Узнала, как работает механизм насилия – так называемый круг абьюза. Последовательность такова: романтический период – ссоры – акт насилия – извинения. И так по кругу. До бесконечности. Чем дольше люди живут в насилии, тем быстрее интервалы между событиями сокращаются.

Что сегодня происходит с проектом «Хотæ»?

– Организация «Хотæ» появилась три года назад, после убийства Регины Гагиевой. Сначала было много желающих помогать жертвам насилия, и люди действительно помогали. Кто-то предлагал бесплатные косметологические процедуры пострадавшим женщинам, кто-то пытался помочь другими посильными способами. Нам писали со всей России, осетины и осетинки из разных уголков мира. Все хотели быть полезными, но, как и в любой волонтерской организации, на порыве далеко не уедешь, а когда еще и тема такая нелегкая… За три года помощников стало меньше, но остается костяк – это я, Элина Валиева и еще несколько человек, которые пожелали остаться инкогнито. Первое время у нас были наполеоновские планы вплоть до открытия кризисного центра в республике. Сейчас, взвесив свои силы и ресурсы, я поняла, что готова работать только над просветительским проектом. В исключительных случаях я помогаю очно – недавно ездила с одной девушкой в суд. У нее было дело о побоях, и через знакомые организации я нашла ей адвоката. В прошлом году я занималась девушкой из соседней республики. Она попала в крайне тяжелую ситуацию, помочь было некому. Знаете, Осетия стала неким транзитным пунктом для многих беглянок. Если бы во Владикавказе появился кризисный центр, то к нам приехало бы много женщин из соседних республик. Мы, кстати, не раз поднимали этот вопрос. Например, на встрече с Главой Северной Осетии Сергеем Меняйло говорили о необходимости создания такого центра. Затем ко мне подходили его помощники с просьбой создать проект. Только надо понимать, что на словах все легко, а на деле – нет. Идею кризисного центра для женщин озвучивали и до меня. Даже хотели сделать пристройку к социальному приюту по улице Тельмана. Вопрос упирается не только в деньги. Центру нужен серьезный штат специалистов. Я пока не готова лоббировать эту идею, потому что она не должна быть голословной, нужно провести очень серьезную предварительную работу, и эта задача – не для меня одной. Нужен мощный командный мозговой штурм.

Агунда, насколько остро проблема домашнего насилия стоит в Осетии?

– У меня нет статистики, на которую могла бы опереться, поэтому мои выводы основываются исключительно на личном анализе. В Осетии нет убийств чести, у нас не отбирают детей у матери, у нас нет женского обрезания. Многим не нравится, когда я это говорю, но у нас ситуация лучше, чем в других республиках Северного Кавказа и даже в среднем по стране. У нас меньше алкоголизма, хотя насилие может случиться в любой семье, не обязательно быть алкоголиком и маргиналом.

Как реагирует муж на вашу активность и участие в проекте «Хотæ»?

– Он просил не тонуть в этом, но первое время спасательский синдром был включен на максималку. Спустя первый год, я поняла, что так работать нельзя. Супруг напомнил мне о приоритетах: на первом месте я и моя семья, потом, когда остается ресурс, я помогаю другим. Это красивая теория, но в реальности все иначе. Те, кто занимается правозащитой, а я себя к правозащитникам не причисляю, это люди, которые работают на пределе возможностей. У них нет инстинкта сначала надеть кислородную маску на себя, а потом на другого. Они круглосуточно в работе, а это очень неэкологично. В России правозащитник – герой, особенно в последние месяцы. Те из них, кто не уехал за границу, – это сверхлюди для меня. Человек, который живет в насилии, не всегда принимает помощь. Первое время я даже злилась, когда та или иная женщина возвращалась к своему обидчику – мне была не понятна их психология. Даже сейчас появляются злость и фрустрация, когда человек не выдерживает и скатывается в свои паттерны. Больно на это смотреть, не могу не расстраиваться.

Агунда, сейчас активно развивается мода на психологов. Как думаете, может ли это стать некой профилактикой проблемы домашнего насилия?

– Я всячески приветствую психологическую грамотность. Другой вопрос: сегодня возникает огромное количество непонятных коучей и терапевтов, которые прошли лишь годичные курсы, но уже учат кого-то жить и в любой непонятной ситуации советуют женщинам подавать на развод. Нормальная психология – про ответственность. Помогать своей душе – хорошо, главное найти грамотного специалиста. Психологов много, но сказать, что у нас много профессионалов, я тоже не могу. В целом я, скорее, рада, что люди стали интересоваться психологией, просто любую информацию нужно фильтровать и не заниматься самообразованием в этой сфере. Как и самолечение, это тоже небезопасно.

Почему до сих пор не принят закон о профилактике семейно-бытового насилия, ведь были резонансные случаи?!

– В Правительстве России сохраняется сильнейшее лобби, которое не пропускает этот закон. Первые версии документа появились еще в 1990-е годы. С тех пор менялись инициаторы, преображался и сам законопроект. Разговоры о нем периодически всплывают, потом все стихает и откладывается в долгий ящик. Для начала необходимо, чтобы в нашей стране отменили декриминализацию побоев, иначе человек может избить кого-нибудь из членов своей семьи, и если не нанесен тяжелый вред здоровью, то можно отделаться административным штрафом. Если говорить о сути закона о профилактике домашнего насилия, то обязательно нужен запрет на приближение. Женщины – жертвы домашнего насилия – тотально уязвимы. В прошлом году вышел на свободу скопинский маньяк, и мы понимаем, что его жертвы никак не защищены. Тот же Вадим Техов – убийца Регины Гагиевой, уже оказался не в тюрьме... Сейчас появилось беспрецедентное окно возможностей для насильников и абьюзеров...

Государство для человека или человек для государства?

– В идеале все должно быть в балансе. Я не за индивидуализм и не за коллективизм. По факту, у нас человек для государства, а то и целые народы. Осетины – народ для государства. Мы опора Кремля, Москвы, потом уже, может быть, мы национальная республика со своими интересами.

Агунда, вы для себя – сложившаяся концепция?

– Что касается характера, то да, а вот профессионально – скорее, нет. У меня много планов, многому хочу выучиться. Да и мир сейчас такой, что человек должен каждые несколько лет учиться чему-то новому. Мечтаю освоить графические иллюстрации, купила планшет, но все никак не начну рисовать. Хотелось бы освоить простые IT-профессии. Мне нужно кем-то становиться дальше, куда-то идти, меняться.

Профессионально реализоваться хотите в Осетии?

– Мне есть с чем сравнить: я училась в Исландии, жила и работала в Москве и за рубежом, где у меня была возможность остаться. Но знаете, мне очень дорого чувство дома – так было всегда. Я не была «сбитым летчиком», у меня все хорошо складывалось, но сильнейшая тоска по дому вернула меня к истокам. Я – патриот Осетии и в какой-то степени даже националист. Я буду стараться жить здесь до последнего.

На страницах мировой художественной литературы представлены разные женские судьбы, у вас есть любимые героини?

– Я в восторге от «Прекрасной свинарки» Мартти Ларни. Образ главной героини мне не близок, но она сильная женщина. Еще люблю Эовин из «Властелина Колец» Дж. Р. Р. Толкиена. Мне дорог тот же образ матери из стихотворения Коста, которая варит камни. Знаете, я просто люблю женщин, и они дороги мне разными. Мне несложно принимать их боевыми или домашними – и в том, и другом есть сила.

Prospect-sk № 53/2023