Когда горы казались выше... #аланскиехроники

В публикации использованы изображения картин Хаджумара Сабанова.

--- Дядя Вова ---

Мой любимый дядя Вова в детстве был просто Володей. Дядей он стал гораздо позже, когда у его старшей сестры родилась дочь – моя двоюродная сестра, потом у нее же родился сын – мой двоюродный брат, потом у его брата и у других сестер родилось по сыну, а уже потом появился я – и Володя сразу стал для меня дядей Вовой.

Я всегда очень любил дядю Вову, потому что он был большой, сильный и очень добрый.

В детстве я был уверен, что милиционера дядю Степу срисовали именно с него.

А еще я обожал дядю за его фантастический автомобиль «Запорожец» с «ушами» красного цвета и двигателем сзади. Дядя Вова уверял нас, что его машина не простая, а сделанная на заказ в секретной космической лаборатории, и двигатель у нее от реактивного самолета. Когда он катал нас на «Запорожце» и кого-то обгонял (чаще всего это были тракторы или самосвалы), то заговорщически приподнимал бровь и говорил:

– Видали?! Это я только немного нажал на газ! – а мы восторгались и просили нажать до упора, надеясь, что, хорошенько разогнавшись, непременно взлетим и немного полетаем над Орджоникидзе.

Дядя Вова любил рассказывать, как он в шестилетнем возрасте впервые пришел домой пьяным. С другом они проникли в подвал с бочкой араки, где через шланг он сделал несколько глотков, отчего, естественно, сразу опьянел. Придя домой, дядя деловито скинул с себя куртку, упал на кровать и вальяжно потребовал, чтобы сестра немедленно сняла с него сапоги.

Сестра – моя мама – устроила жуткий скандал, кричала, что у нее нет больше брата, требовала, чтобы родители тоже от него отказались и тут же выбросили на улицу, дабы он продолжил бухать со своими собутыльниками, и вообще, сгинул где-нибудь в канаве.

Володю тогда на улицу не выбросили, но утром к его похмелью хорошенько добавили и отец, и мать, и все три сестры по очереди (сестры добавляли по старшинству).

Он потом лет двадцать не притрагивался к алкоголю.

Так как в селах зимой особых детских забав не было, Володя со сверстниками любил кататься с горки, причем, мог заниматься этим часами. Однажды он так увлекся, что не вернулся домой засветло, поэтому на его поиски отправили сестру. Она совершенно точно знала, где он, быстро туда добралась и вместе с ним еще целый час каталась с горки.

Дома она соврала, что все это время искала брата.

Дядю снова выпороли отец, мать и старшие сестры.

За то, что он мужественно не сдал сестру, та в знак благодарности не стала сильно прикладываться, а создала лишь видимость порки.

Дядя Вова частенько хвастался нам своим революционным прошлым. Так же как его тезка Ульянов, он организовал и поучаствовал в самой настоящей революции, правда, школьного масштаба.

Во времена, когда он учился в десятом классе, тему сочинения для выпускного экзамена привозили в школу на день раньше, в запечатанном конверте и вскрывали его непосредственно перед началом экзамена. Ночью конверт хранился в кабинете директора школы, который, естественно, запирался. Дядя Вова всегда был склонен к эффектным поступкам, и когда кто-то из одноклассниц мечтательно сказал: «Вот бы узнать тему сочинения. Мы бы тогда подготовились и все получили хорошие оценки», он дал слово, как стемнеет, конверт выкрасть.

С двумя подельниками как заправский вор дядя проник в директорскую, вскрыл конверт, узнал тему сочинения и уже тихо покидал место преступления, когда сторож заметил взломщиков, произвел предупредительный выстрел из старой двустволки, устроив целый сноп искр и небольшую дымовую завесу. После этого фейерверка он позвонил куда следует и сообщил о попытке ограбления школы.

Сторож узнал в лицо двоих подельников дяди, а его самого не увидел, поэтому, пока Володя мирно спал дома, его друзей забрали в милицию.

Утром следующего дня вся Сурх-Дигора гудела, словно пчелиный улей. Встревоженный люд пересказывал друг другу ужасное ночное происшествие.

Дядя бесстрашно пришел в милицию сдаваться, но ему не поверили и выставили на улицу, решив, что он себя оговаривает. Тогда дядя Вова устроил митинг во дворе школы в поддержку безвинно осужденных и призвал старшеклассников к бойкоту учебного процесса, вплоть до освобождения узников. Противостояние длилось до самого вечера, пока в конфликт не вмешался секретарь райкома.

Ребят выпустили из заточения, но тему сочинения, конечно же, заменили.

Практически весь класс получил двойки, и всем пришлось пересдавать, но после этого случая Володя стал для сверстников настоящим вождем, с которым считался сам секретарь райкома.

Тумаков за организацию ученических беспорядков дядя Вова тогда получил только от своего отца. Он отпустил ему пощечину, назвал негодяем и потребовал выйти вон. Вопреки предположениям, мама и сестры не добавили Володе, и даже стали успокаивать революционера, так как целиком были на его стороне.

В студенческие годы дядя Вова увлекался боксом, поэтому часто рассказывал, как он в жесточайшей схватке в трех раундах стал чемпионом республики, но потом три недели восстанавливал свое пошатнувшееся здоровье. А мы, раскрыв рты, слушали его и никак не могли поверить, что в мире мог быть еще кто-то такой же сильный, способный выдержать три раунда против нашего грандиозного дяди.

Теперь дядя Вова на пенсии и нянчится с внуками. Он рассказывает им разные веселые истории и правдоподобные небылицы, как когда-то рассказывал нам, приводя их в полнейший восторг. И внуки обожают своего дедушку Вову, потому что он самый сильный, самый большой и самый добрый.

Ну, а как же иначе?

--- МедЬведЬ ---

Когда мой дядя учился в пятом классе Сурх-Дигорской средней школы, он особым прилежанием не отличался, зато был хулиганом, уже попробовал выпивать араку и покуривал со старшеклассниками за спортзалом. При всем этом он имел склонность к точным наукам и делал успехи в математике.

С русским языком дела обстояли хуже. В диктантах дядя делал чудовищные ошибки, за что его часто наказывал учитель русского языка и литературы Казбек Мисостович, который и сам не дружил с мягким знаком, безжалостно избавляя от него свою речь.

Во время очередного урока учитель диктовал текст про медведей.

Надо сказать, что дядя с самого раннего детства очень трепетно относился к этим сильным животным, поэтому, из уважения, он написал слово медведь никак иначе, как «медьведь».

Проходивший мимо учитель сделал ему замечание:

– С одним мягким знаком нужно писат слово медвед, ты бестолоч! – и большим пальцем правой руки, свернутой в конфигурацию «дислайк», три раза «вбил» эту ценную информацию в голову своего ученика.

Кроме правил русского языка дядя страшно не любил насилия над собой, поэтому он нарочно усугубил ситуацию, смело написав в тетради «крассивый медьведь вышель из-за ельки». Причем, совершил он это прямо под пристальным взглядом Казбека Мисостовича, стоявшего рядом.

Старый учитель понял, что ему объявлена война, поэтому он своим «дислайком» в такт словам: «Сколко. Раз. Я. Тебе. Говорил. Медвед. Пишется. С одним. Мягким знаком. Бестолоч» в очередной раз стал «вбивать» правописание в мятежную голову ученика, после чего потребовал, чтобы дядя исписал три страницы словом «медведь» с одним мягким знаком.

Дяде было, что называется, больно и обидно, но отступать в бескомпромиссной борьбе с сатрапом он даже не думал. В ответ на жирно зачеркнутое учителем слово «медьведь», он еще жирнее исписал пять страниц словом «медьвед», формально даже перевыполнив задание.

И в самом конце, уже лично от себя, дядя добавил предложение:

– Медьведь очень крассивый зверь! Я люблю медьведьей!» – и сам себе поставил огромную пятерку.

За невиданный и дерзкий для тех далеких советских времен демарш дядя был последовательно выпорот отцом, матерью и тремя старшими сестрами.

Но даже такие жестокие меры физического воздействия не сломили его дух.

Когда во время следующего урока учитель поднялся со стула и вышел к доске, весь класс увидел, что на задней части черных брюк Казбека Мисостовича отпечаталось написанное мелом в зеркальном отражении, слово «МЕДЬВЕДЬ». До самого звонка ученики не могли успокоиться от хохота, а урок был сорван.

Дядька чувствовал себя отомщенным, поэтому даже несомненное будущее наказание было для него не таким уж и страшным...

--- Уши ---

Наше детство всегда изобиловало яркими событиями, которые не давали скучать никому – ни нам самим, ни нашим родителям.

Мы каждый день придумывали безобидные, как нам тогда казалось, развлечения: мастерили ружья, стрелявшие мелкокалиберными патронами; цепляясь за выступающие корни растений лазили по склонам глубоких оврагов; бегали по пятиметровым остаткам стен сгоревшей школы и даже становились самыми настоящими радиохулиганами, выдавая в эфир неприличные слова азбукой Морзе.

Но нам всегда было мало. Всегда не хватало чего-то нового, чтобы адреналин ведрами выплескивался в кровь, поэтому мы были в постоянном поиске острых ощущений.

В начале 1980-х годов партийное руководство села объявило беспощадную войну азартным играм. К тому времени эта пагубная страсть поглотила большинство молодых людей селения Л., впрочем, как и многих взрослых. Несчастные проигрывали целые зарплаты небольшой группе профессиональных игроков, которые, по странному стечению обстоятельств, всякий раз появлялись точно в день выдачи получки в совхозе.

Играть в карты, даже в «дурака», было запрещено категорически. Из магазинов изъяли все имевшиеся колоды игральных карт, а остатки, находившиеся у населения на руках, постепенно, в ходе рейдовых мероприятий, безжалостно ликвидировались активистами.

Так, карточные игры в селе стали настоящей опасностью. Поэтому вечерами под покровом тайны мы начали рисовать игральные карты сами. Иногда нам даже удавалось достать лист ватмана, и тогда карты получались очень даже приличными, но обычно мы художествовали на тонкой бумаге из школьных тетрадей, и тогда карты выходили так себе.

Играли мы чаще всего в «дурака», но иногда, чтобы почувствовать себя взрослыми, играли в «секу» на спички или на удары картами по ушам. Нас часто ловили активисты, они уничтожали инвентарь и, отвесив каждому по подзатыльнику, отправляли по домам.

Мы рисовали новую колоду и продолжали ходить по лезвию бритвы.

Однажды на меня пожаловались отцу, и тот строго-настрого запретил играть в карты под страхом мер физического воздействия на нижние полушария мягких тканей.

В один из летних дней я работал в нашем огороде – подвязывал помидоры, и увидел, что у соседей под ветвями огромного ореха собрались старшие ребята, которые играли в карты.

Я присмотрелся. Судя по тому, что как раз в это время кому-то отвешивали удары по ушам, играли в «секу». Не удержавшись от соблазна и забыв про запрет отца, я бросил помидоры в неподвязанном виде, перепрыгнул через забор и добежал до «секистов». Они играли не нарисованными картами, а новенькой колодой. Даже коробка с тонкой упаковочной бумагой лежала рядом.

У одного из ребят ярко горели уши. Видимо, он проигрался, и не раз. Неудачник встал, сказал, что с него достаточно и, потирая пылающие уши, поплелся домой.

Я напросился в игру. Меня приняли, но предупредили, что никаких поблажек на возраст не будет, и, в случае проигрыша, мне надают по замечательным лопоушам по-взрослому.

Игра складывалась как нельзя удачно. Я уже надавал всем троим соперникам по нескольку раз, от чего их уши приобрели приятный бордовый оттенок. Карта, что называется, так и перла. Правда, мне было жаль ребят, поэтому я лупил их не очень сильно.

В этот день сам я ни разу не получил по ушам, но бдительная соседская бабуська на вечерних посиделках невзначай рассказала, что вроде бы видела меня играющим в карты под большим орехом. Правда, уточнила, что не уверена, и скорее всего ошиблась…

Отец тогда позвал меня и еще раз детально рассказал про возможные последствия непослушания.

Я сделал невинные глаза и поклялся не играть.

На следующий день униженные поражением соперники сами позвали меня в игру, чтобы получить реванш. И даже не реванш, а сатисфакцию. Они сговорились против меня, и я стал проигрывать чуть ли не каждую пульку. Через пятнадцать минут у меня так опухли уши, что ребята сами испугались такого исхода и сказали мне идти домой.

Уши нестерпимо горели и болели. Какой-то из ударов похоже сломал мне правое ухо, и оно стало просто огромным. Я стал похож на несимметричного слоненка Дамбо. Пришлось возвращаться домой огородами, чтобы меня такого никто не увидел. Дома я делал примочки водой, прикладывал холодные железки, даже намазал уши зеленкой, но они упорно оставались огромными.

Особенно правое.

И зелеными.

В самый разгар процесса смывания зеленки зашел отец.

«Фарт окончательно отвернулся от меня», – успел подумать я.

С минуту отец смотрел на своего внезапно превратившегося в Чебурашку сына, испытывая целую гамму чувств, зримо отражавшихся на его лице.

– Я не стану тебя наказывать. Ты сам себя наказал. Ты дал мужскую клятву своему отцу и не сдержал ее. Пусть тебе будет стыдно, – сказал он очень тихо.

Я всплакнул, но не от физической боли, хотя уши разнылись еще сильнее.

Мне было стыдно.

Несколько дней я сидел дома, пока зеленка окончательно не смылась, а опухоль не спала. Отец тогда предупредил, что если я еще хоть раз сыграю в «секу», то он сам намажет мне уши зеленкой и отправит на улицу.

Меня так никто и не увидел с зелеными ушами, потому что я никогда больше не играл ни в «секу», ни в другие азартные игры.

Не играю до сих пор, чего и вам всем желаю.

Prospect-sk № 51/2022