Урузмаг Баскаев

По проселочной дороге бодро шагал мальчуган лет шести-семи. На горизонте расстилались поля, на которых активно шла прополка. Где-то там, на одном из участков работала его мама. Он шел, движимый чувством голода – накануне у них были гости и на стол накрыли все, что было в доме съестного. Путь был неблизкий – не менее пяти километров. Но мальчишка дошел, хотя был в поле всего раз, да и то на телеге. Женщины, работавшие в поле, удивились, увидев ребенка. А мама, взглянув в глаза своему сыну, поняла, что он хочет есть, но сказать об этом вслух не могла – не принято было, да и времена были такие – послевоенные, тогда многие жили впроголодь… И тут сердобольная соседка, также догадавшись о желании мальчишки, достала из своей котомки кусок чурека, ведь хлеб тогда был почти непозволительной роскошью. Ребенок стоял и не знал, что в нем победит –скромность или чувство голода. Но женщина настояла на своем. «Вкус этого чурека я помню до сих пор!» – спустя почти 70 лет скажет уже убеленный сединами этот вчерашний «мальчишка» Урузмаг Баскаев и мягко улыбнется.

Мне кажется, что в каждом регионе есть список таких людей, которых невозможно не знать. Свои никулины и мироновы, которые являются маяком в океане творчества, добра и света для нескольких поколений. И Урузмаг Баскаев, без преувеличения, для меня всегда был именно такой фигурой – неотъемлемой частью нашей современности. Поэтому, когда мне довелось впервые прийти к нему на встречу для сбора информации к материалу, меня охватило волнение и вместе с тем гордость: я познакомлюсь с самим Баскаевым! И хотя я не особая поклонница спортивных телепередач, первый спортивный журналист Осетии априори был родным человеком. Возможно, на это повлияла любовь к фильму «Во всем виновата Залина», идущая с детства.  Для вас же не открытие, что Бибо в киноленте сыграл Урузмаг Баскаев? И это еще многие из вас не видели его на сцене театра! Впрочем, как и я, о чем безмерно сожалею, ведь даже из бессловесной эпизодической роли он мог сделать поистине запоминающийся шедевр… 

– Я родился в Ардоне в самом разгаре Великой Отечественной войны, в 1943 году, двенадцатым ребенком в семье. Мое детство прошло в послевоенные годы разрухи и восстановления народного хозяйства. Сейчас сложно в полней мере понять те трудности, с которыми тогда сталкивались люди. Я, например, с детства был уверен, что у крестьян в селе вообще не существует денег. И когда уже пошел в школу, и надо было приобретать принадлежности, то удивлялся, откуда мои родители нашли эти деньги. При этом всем люди были полны оптимизма. Сегодня у меня вера в завтрашнее улучшение жизни меньше, чем в 1950-1970-е годы. Народ верил, что государство о нем заботится, что он не брошен. Люди больше доверяли друг другу...

Когда я учился в школе, в классах было довольно много детей, и почти все мы были в одинаковом положении. Ходили в чувяках, которые нам родители пошили своими руками. Зимой была вообще настоящая проблема обуться. Но мы мало об этом думали, чтобы не расстраивать своих родителей. Учителя понимали тяжелые условия, но требовали и дисциплины, и знаний. У нас были хорошие педагоги, которые любили литературу, искусство, спорт и нас приучали к этому. Мы часто устраивали вечера, выступали на сцене – все эти моменты делали наше пребывание в школе интересным... 

Многие жизненные уроки я получал от старших, которые меня окружали. На нашей улице жили старики, которые родились чуть ли не в середине XIX века, да и мой отец был в почтенном возрасте. И мы, мальчишки, принимали участие во всех мероприятиях, которые происходили в округе, будь то свадьба или похороны. Помочь, постоять возле старших за столом – эти и многие другие вещи приучали нас к труду, к уважению, а главное – не лениться, ведь это было стыдно. И я никогда не слышал от этих старших громкого слова: что бы ни случилось, они не позволяли себе повышать голос. И воспитанные в такой среде, мы получили установки на всю жизнь. Живя по этим принципам, человек не теряет, а приобретает. Мой отец учил нас терпимости и был требователен в этом отношении: «Как бы ты ни расстроился, пока не вникнешь в ситуацию, не показывай своего возмущения. Это дешевит тебя как мужчину»...

Удивительный урок всем нам преподал в свое время мой отец. В 1930-е годы, когда заслуженно или нет могли посадить любого, отец работал бригадиром в колхозе и по чьему-то доносу его забрали в НКВД, где он пробыл около двух месяцев. У мамы на руках был грудной ребенок, от нервозов у нее отнялась левая сторона. Среднему брату было 8 лет, и он озлобился, пообещав непременно отомстить за отца. Папу освободили неожиданно, но он никогда не рассказывал, что с ним делали все это время, так же как не признался, кто на него написал кляузу. И лишь спустя лет двадцать пять, вернувшись с похорош, он присел и говорит матери: «Вот, сегодня я похоронил последнего из них». Тем самым он уберег и нас от нежелательных действий, и сам проявил небывалую человечность. 

Урузмаг Баскаев – кладезь историй. Эти воспоминания нужно собирать, как жемчужинки, и бережно складывать в шкатулку, чтобы, не растеряв ни одной, передать следующим поколениям. Актер, помощник режиссера, журналист… В любой своей профессиональной ипостаси он прежде всего Человек. Тот, на которого можно равняться в любое время. Кого без заминки можно назвать достойным старшим.  И кого при встрече хочется обнять, как любимого дядю.

– Я не считаю, что идеологическое пространство было плохим, напротив. Оно учило быть порядочным, честным, работящим и не творить всякие бесчинства. Мы были увлечены литературой, в очередях стояли за книгами в библиотеку. Это сейчас книг много, а читающих не стало. Питаясь духовно, я влюбился в театр. Да и не могло быть иначе у мальчишки, который родился на одной улице с выдающимися деятелями искусства: народным артистом СССР Бало Тхапсаевым, народным артистом России и Украины Юрием Лековым, одним из первых заслуженных артистов, основателем музыкального театра Юрием Мерденовым. Так или иначе это влияло на меня, к тому же я любил слушать радиоспектакли, художественные чтения. Одновременно с театром я прикипел и к спорту, которым мы занимались, как могли: установили лом между двумя деревьями, вот тебе и турник. Помимо этого я много читал о соревнованиях, о спортсменах: колхозники выписывали все местные газеты, и я не пропускал ни одной заметки по двум своим излюбленным темам.

Наш выпуск в школе был каким-то экспериментальным – мы попали почти под все изменения, которые тогда коснулись образования: после всех директив мне предстояло закончить школу не в 17 лет, а в 19, будто я второгодник. Многие одноклассники ушли в вечернюю школу, а меня отец не пустил: учителя пришли к нам домой отговаривать меня. К моменту окончания вышло новое постановление: нужно проявить патриотизм и после школы проработать еще 2 года на производстве или в колхозе. Так я получил профессию слесаря-сборщика бензонасосов. Спустя год поступил в ГМИ, на горно-геологический факультет, но душой все равно был привязан к искусству. И тут как в сказке подворачивается случай: в театре прослушивали ребят, чтобы направить в Москву на учебу. Я решил попробоваться. И вы знаете, чуть было не ушел, так и не дождавшись своего выхода: боялся опоздать на автобус, уже направился к выходу, как назвали мою фамилию. А выступать предстояло перед созвездием талантов, которые тогда блистали на сцене Осетинского театра! Переборов волнение, начал читать и сразу почувствовал внимание к себе. Когда закончил, ко мне вышла главный режиссер театра Зарифа Бритаева, схватила за руку, усадила рядом с тогда уже народным артистом СССР Николаем Саламовым и сказала: «Подожди». Мне дали исполнить еще один этюд, и моя судьба была решена. Я оказался в Щукинском училище, которое вспоминаю как святое место. Считаю, что учеба там была очень плодотворным временем для познания. Потом вернулся и работал в Осетинском театре пять лет. Многие годами ждут каких-то работ, а я сыграл по меньшей мере 5-6 довольно хороших ролей в разных пьесах за эти годы. Выходить на одну сцену с Бало Тхапсаевым, Исаком Гогичевым, Маирбеком Икаевым, Коста Слановым, Варварой Каргиновой, Симой Икаевой, Уарзетой Бекузаровой и многими другими, даже просто быть в массовке было большой честью.

Уходить из театра мне было очень нелегко, несмотря на то, что я уходил недалеко от искусства – в кино. Тогда там работали и одновременно учились те замечательные люди, которые впоследствии и создали знаменитое северокавказское кинопроизводство, которому благодарны до сих пор. Это были очень насыщенные творческие годы. Деньги были небольшие, но работали мы на всеобщем порыве. Удалось многое сделать. Сегодня немыслимо представить аналогичную работу Северо-Кавказской студии телевизионных фильмов в Осетии, а тогда она нужна было советскому руководству, в том числе и как инструмент объединения народов. Но приближались 1990-е гг., и когда кино стало получать один удар за другим, я параллельно стал работать режиссером программ на телевидении. Потом из любви к спорту начал делать спортивные сюжеты к своим же передачам, не получая ни копейки за это. Спустя время я поднял вопрос о создании отдельной спортивной редакции: мы с Олегом Доевым убедили тогда наше руководство, и идею поддержали. И с тех пор в течение 20 лет – до увольнения – я проработал на телевидении. Тематика передач вышла за рамки только спортивных, тем более что идей было много. Например, снять цикл зарисовок о наших земляках, живущих за пределами Осетии, и даже удалось кое-что сделать. А вот идея с очерками о тех, кто делал наше кино, осталась нереализованной. И мне до сих пор очень горько от этого…

Если бы меня попросили одним словом охарактеризовать Урузмага Баскаева, то я бы сказала «Скромность». И в этом – весь он. Он не привык разбрасываться словами, небезосновательно считая, что личный пример – лучший учитель.

– Жизненные принципы человека зависят от степени его ответственности перед собой, своей семьей, перед народом, который он представляет. Когда я поступил в Щукинское училище, то на второй месяц обучения меня подозвал к себе старший из вахтеров общежития Тимофей Горелов, очень представительный мужик. «Ты не осетин? – спросил он. – Я не знал ни имени твоего, ни фамилии, но уже на второй неделе понял, что ты осетин. Я по прошлым студентам помню: так, как вы относились к вахтеру, к уборщице, гардеробщице, так никто, и я сразу вычислил». Это ведь тоже некая степень ответственности, которую нам внушал еще мой отец – помнить всегда, кого ты представляешь. Вот принцип сам и вырисовывается: придерживаться всегда разумного, вечного, благородного. И то, чему ты учился у старших, передать младшим, и только на личном примере...

Я никогда не задумывался над тем, есть ли у меня любимая роль. Я очень придирчив и мне всегда казалось, что я не доделал что-то. Все зависит от того, как ты с самого начала настроился на тот или иной образ. Но не все роли, которые хотелось, получилось сыграть. Актер, как товар: ты можешь желать одно, но если пьесу никто не ставит, или ты ему не подходишь для этого образа, то ничего с этим не сделать. В театре были разные постановки, в том числе и заказные. Например, пьеса «Жители города» рассказывала о внутренней атмосфере завода. Я играл главную роль – токаря 6 разряда, которого избирают секретарем парткома. С одной стороны, в образ было нетрудно вжиться, так как я сам работал на заводе, но вот играть при этом еще и коммуниста было сложно. Я долго искал форму для образа. И, как потом оказалось, удачно нашел: зритель и критика приняли нас на «ура». А потом мне еще и слова нашего режиссера Георгия Хугаева передали: «Если бы не Баскаев, я не знал, что делать с этой ролью». И это было высшей наградой, как будто мне вручили золотую звезду... 

Ставили мы как-то «Ревизора», в котором играл весь звездный состав театра. А мне выпала роль без слов – уездный лекарь немец Гибнер. И вот идет сцена: во время обсуждения приезда ревизора заходит городничий, которого играл Бало Тхапсаев, хватает меня и вышвыривает со своего места. И я не просто упал, а как-то постарался извернуться, перевернуться. А потом еще и уселся на какую-то кушетку в углу и оттуда слушаю весь разговор героев. Вроде молча, но при этом эмоционально реагируя на реплики, пропуская их через себя. И зритель, глядя на меня, хохотал: потом даже встал вопрос, куда меня девать, чтобы не отвлекать от основного действия на сцене. Тогда Маирбек Цихиев написал мне на театральной программке: «До сих пор я знал, что ты умный актер, теперь я знаю, что ты еще и талантливый». А известный московский критик Левин из журнала «Театр» написал восторженный отзыв о нашем спектакле. И там были строчки: «Не могу не поздравить молодого актера Баскаева, который играет роль Гибнера и появляется лишь в одной сцене, с успехом». Я вспоминаю об этом не ради хвастовства, а чтобы показать, что такое актерская душа: когда ты можешь вложить изюминку даже в неприметную роль...

Как-то режиссер Роберт Меркун мне сказал, и я это запомнил на всю жизнь: «До обидного мало тебя снимали»…

Я всегда делал максимум, чтобы образ получился неповерхностным. Даже для роли Бибо из картины «Во всем виновата Залина» придумал для себя целую историю, которой нет в кадре, но которую я эмоционально пережил: общение героя с родителями, «уступившими» сына своему брату. И когда тебя зритель воспринимает по-настоящему – это подарок для любого актера.